Это проект, который мы создали совместно с изданием «Заповедник», в продолжение истории «Хроник тепла» — сезонного меню, которое мы запускали прошлой осенью.

Создавая наши «Хроники тепла» мы вдохновлялись мифами, а также образами лесных и других природных созданий, упоминания которых можно найти в сказках и легендах разных культур. Их мы искали в тех регионах, в которых уже очень много лет сами работаем: Омск, Новосибирск, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Самара, Казань и Москва.

Опыт поиска этих самых легенд, мифов и сказок показал нам, что их водится огромное множество: все они самобытные, очень интересные и про каждый хочется рассказать больше. Это побудило нас провести небольшое исследование и познакомиться с истоками этих самых мифов и легенд, которые мы видим, разумеется, в людях и местах, которые они создают или находят в городах.

Наши коллеги из «Заповедника» собрали 7 невероятно интересных людей из разных городов, которых мы с уверенностью можем назвать хранителями своих мест. В этом материале они познакомили нас с местами, из которых они черпают силу, и в которых вы возможно даже можете повстречать наших монстров из «Хроник тепла»!

нажмите на символ, чтобы узнать историю

Место силы

Я бы назвала своим местом силы «Зелёный остров». Это парковая зона на правом берегу Иртыша, большой полуостров, которые вмещает в себя разные локации. Для меня многое связано с этим местом: какие-то приключенческие вылазки порисовать и сделать стрит-арт внедрения на заброшенном санатории или просто в пространстве парка прикрутить таблички к деревьям, или оставить послания на тропинках, пообщаться с птицами, белками, посмотреть на собак. Там проходили бесконечно долгие разговоры, прогулки с важными людьми. И, конечно, просто моменты сонастройки с собой и с природой. Люблю «Зелёный остров» за то, что ты одновременно находишься в центре Омска и при этом можешь найти такую тропинку, где нет абсолютно никого, и почувствовать себя не в городе-миллионнике, а просто заблудившимся путником, устроить себе такую маленькую социальную перезагрузку, а потом вновь ворваться в ритм города. Изредка я встречаю в гуще парка сову — и это сродни какому-то чуду.

Двор с турниками

Как и у многих, моим любимым местом в детстве был двор. Когда кричишь в окно маме: «Cкинь попить!» Или: «А можно погулять ещё пять минут?». Двор у меня был самый обычный: с советскими хрущёвками, пятиэтажками, девятиэтажками. Там прошла большая часть моего детства.

Я очень любила покрышки, потому что с ними можно было играть. Прыгать через них, когда вся земля вокруг как будто бы лава, и ты бегаешь по выступающим предметам. Еще мне очень нравились металлические турники. Не знаю, свойственно ли это другим городам, но в Омске было много таких комплексов, когда турники выстроены огромным прямоугольником, и там внутри разные секции: лесенки, крутилки, виселки. У меня во дворе была такая штука, это способствовало развитию мышц. Я и сейчас очень их люблю. Если они мне встречаются, стараюсь там полазить.

Старший брат Иртыш

Когда я оказываюсь в других городах, у меня возникает ощущение, что я как дома, только там, где тоже есть большая река. Однажды я была в Нижнем Новгороде, там течет гигантская Волга. Я спустилась к реке, и у меня возникло ощущение, что я дома. И я подумала: «Вау!» В городах, где большой реки нет, такое сложно почувствовать.

Для меня Иртыш как старший брат. Очень часто к нему хожу. Даже есть такая традиция: когда я куда-то уезжаю и возвращаюсь, то первым делом иду к Иртышу, здороваюсь, рассказываю, как съездили. Если реку воспринимать как живое существо, то она может выслушать все твои разговоры, впитать в себя как радости, так и проблемы. С рекой можно поделиться абсолютно всем. Кто-то ходит к психотерапевту, а я хожу к реке.

Можно играть в такую игру: приходить и просить совета, вслушиваться, всматриваться в то, что происходит. Например, идёшь вдоль берега, что-то спрашиваешь, бах — тебе встречаются рыбаки, и ты слышишь украдкой обрывки их разговора. Можно это воспринимать как послания, пытаться сложить из них ответ на свой вопрос. Или гуляешь вдоль берега и бах — видишь выброшенные на берег этикетки, обрывки газет, какие-то предметы. Они тоже могут содержать слова, которые будут ответами на вопросы или просто советами.

Перекати-поле

Ещё одна из особенностей Омска, которая очень влияет на меня — это то, что у нас плоский город. Здесь нет ярко выраженного рельефа. А если есть, то это такие маленькие холмики. Взять, например, улицу Горную. Можно подумать, что там гора. Но там холмик, и всё. Из-за этого у нас очень много горизонта, линия плоскости бесконечная.

Так как я много езжу на машине по трассе, то часто наблюдаю, как меняется степь. Например, едешь из Омска в Красноярск и видишь, как постепенно эта абсолютная плоскость начинает идти холмами, как звуковая волна, увеличивается, увеличивается и бах — ты уже в совсем другой местности, в другом ландшафте.

Омская степь влияет на восприятие всего. Я чувствую некую связь с местными растениями, зверями и ландшафтом. Например, у нас есть такое ответвление в творчестве — магазинчик «Перекати-поле». Это шар без корней, который катится. Мы себя иногда олицетворяем с этим растением, потому что мы тоже куда-то катимся и разбрасываем свои семена в виде рисунков в разных городах, каких-то картин, мерча. И если бы мы жили в другом месте, где нет степи, то, наверное, «Перекати-поля» бы тоже не было.

Степные ниндзя

У «Крепкого пальца» есть серия работ, которая называется «Степные ниндзя», где мы пытаемся визуализировать локальные природные явления в образах разных существ. Комары у реки — это москитный ниндзя, который выпускает их из банки. Репейник, прилипший к штанине — это проделки репейного ниндзя, который стреляет колючками. Крапивный ниндзя — с веткой крапивы вместо катаны, которая может хлестать по ногам и рукам. Он поджидает на заросших тропах. Ещё были ниндзя пасмурных дней, духи тополиного пуха, духи сугробов.

Эти ниндзя помогают быть внимательным к окружающему пейзажу и подмечать небольшие изменения вокруг. Это такая почва для творчества: получаются очень мощные полугородские, полуприродные штучки. И если Омск представлять каким-то существом, то скорее совокупностью всех этих духов.

Здесь очень ярко выражены все четыре сезона: весна, лето, осень, зима. И как белочки меняют шкурку — она летом рыжая, а зимой белая — Омск тоже всё время меняется. Летом он один, зимой другой, осенью третий.

Центр vs окраина

Мне не очень интересен исторический центр города и в принципе центр. Больше нравится исследовать районы, где я до этого не бывала. Одно время было хобби встречаться с друзьями, идти на остановку, садиться на случайный автобус и ехать на его конечку. Мы приезжали и просто пару-тройку часов гуляли и смотрели, что вообще на окраине происходит.

В Омске частный сектор сменяется заводскими районами, заводские — просто жилыми, спальными, «спальники» — деловыми центрами. Архитектура — это такой бурный коллаж из всего подряд. Интересно подмечать, как деревянный забор переходит в кирпичную стену, потом в бетонную, рядом какой-то исторический особнячок, потом какая-то странная новостройка. Интересно погружаться в этот хаос и находить послания от города: приклеенные стикеры, граффити, рисунки. И оставлять послания в ответ.

Ещё у нас здесь много заводов. Из любой точки города ты видишь на горизонте трубы, а из труб — дым. И от этого никуда не деться, это часть пейзажа. Иногда этот дым может интересными облаками во что-то превращаться. Когда были сильные морозы, минус 35, вообще что-то невероятное творилось: дым просто превратился в драконов.

Городские легенды

Для меня легенды — это какие-то персонажи, городские сумасшедшие, но не в негативном ключе. Слово «сумасшедшие» — скорее комплимент. Это те, кто позволяет себе быть собой, не такими, как все, заниматься странными вещами. Мне бы тоже хотелось стать сумасшедшей, когда буду постарше.

Есть один персонаж — продавец газет в автобусах. Не знаю его имени, но этот мужчина лет сорока всё время заходил на какой-нибудь остановке с огромной охапкой газет. «Вести24», «Россия.Омск», «Огородники», «Анекдоты». Это такой культовый персонаж для Омска, потому что он торговал газетами на протяжении кучи лет. У него был очень красивый бархатный голос как из радиопередачи. Я очень много ездила на автобусах в художку, когда была школьницей, и постоянно встречала этого человека. И потом, когда стала студенткой, тоже. С одной стороны, я его сильно боялась, мне было страшно на него поднять глаза, но, с другой стороны, у него был очень красивый голос. Это такая примета на удачу: если продавец газет зашёл в автобус, то день будет хорошим.

Был ещё барабанщик, тоже легендарный персонаж — взрослый мужчина, который очень профессионально играл потрясающий джаз и фанк. Но делал он это на каких-то полуразвалившихся барабанах, вёдрах. Его очень давно не было видно, но одно время мы все его обсуждали. Типа: ты видел сегодня барабанщика? Да. Значит день будет хорошим.

Подарок городу

Я бы высадила какую-нибудь рощу, потому что сейчас рубят деревья. Мне очень нравится легенда, что Омск был городом-садом. И ещё я подумала про Иртыш. По нему очень часто курсируют баржи с песком, а раньше можно было передвигаться на пассажирских теплоходах: то есть, не ездить, а плавать на дачи или даже в соседние посёлки или города. Я бы хотела возродить судоходство на Иртыше, чтобы появилась возможность путешествовать по реке.

нажмите на символ, чтобы узнать историю

Новосибирск — третий по величине город в России — разделен рекой Обь. Еще сто лет назад жители правого и левого берегов находились в разных часовых поясах. На правом берегу утро начиналось на час раньше, и в то время как люди уже собирались на работу, жители левобережья еще спали. Именно здесь, на левом берегу, в 1930-х годах на картофельном поле появилась водонапорная башня. Поле за годы превратилось в площадь Маркса, а сама башня стала культурным пространством. Михаил Питателев, историк и краевед, рассказывает о новосибирских небоскребах, суровых трамваях и легендарных персонажах башни.

Город, где мало коренных

Новосибирск — это город, куда приходят за тем, чтобы пойти дальше. Это магнит для талантливых людей с востока страны, кому стало тесно в родном Владивостоке, Иркутске, Барнауле. Они могут переехать в Новосибирск и тут ещё подрасти. А я здесь с самого рождения. Получается, я человек из города, где коренных жителей мало.

Это был и купеческий город, и лагерь белого движения, и административный центр с заводами-гигантами; потом во время войны сюда прибыли москвичи и ленинградцы и принесли столичность; после войны появились наукоёмкие предприятия: академгородок с его институтами, завод химконцентратов. А сейчас наступил новый период: город похож на большой торговый центр.

Мне нравится, что Новосибирск такой молодой и суетный, он только начал себя осознавать — ищет свою идентичность, нащупывает свои образы и истории. Со многими городами будто сразу все ясно: например, Томск — музей деревянной архитектуры под открытым небом. А что такое Новосибирск — еще предстоит понять.

Лего и телебашня

У меня было самое обычное детство в Новосибирске. Я рос среди панелек, ходил в школу, заводил друзей. Одно из самых ярких воспоминаний того времени — канал НТН-4 (Канал частной телекомпании в Новосибирске, основанный в 1992 году. Закрылся в 2005 году. — Примеч. ред.). Я его запомнил благодаря мультикам про роботов, а еще там были новости, которые даже мне, ребенку, было интересно смотреть. Они были очень человечные, и подавали их с юмором.

Еще в детстве я очень любил лего. Когда я учился в начальной школе, то построил собственную телебашню, и у меня была мечта, что к башне будут приходить люди, чтобы найти правду, если они отчаялись найти её где-то ещё.

Конечно, тогда я даже себе представить не мог, что и башня, и канал НТН-4 еще возникнут в моей жизни, когда я буду сохранять бывшую водонапорную башню, где сидела редакция канала.

Колонии бактерий

Когда я учился в университете, то старался гулять по разным районам, и исходил весь город пешком. Я подметил, что у нас районы действительно отличаются: как будто кто-то капнул колонии бактерий в разные места города, а потом эти колонии стали тянуться навстречу друг другу. Город строился как конгломерат предприятий, и каждый завод делал свою застройку. А потом эти районы соединялись, и теперь всё перемешано: вначале идут сталинки, потом хрущевки, затем частный сектор — и резко снова сталинки.

Ещё важное место в городе — пляж. Мы, новосибирцы, живем так далеко от морей, что для нас наше Обское водохранилище — море. Я часто приходил туда с одногруппниками жарить шашлыки.

Трамвай №13

Новосибирск прославился своим трамваем № 13. Его маршрут начинается в центре и уходит в спальные районы. Если хочешь почувствовать себя новосибирцем, прокатись на этом трамвае и увидишь нетуристическую сторону города.

Но с этим трамваем постоянно происходят какие-то происшествия. Около 10 лет назад вагоновожатая вышла из трамвая, потому что почувствовала запах гари, а трамвай поехал без нее. Он не реагировал на стоп-кран, мчался вперед, пролетел оживленный перекресток, протаранил машину и остановился, когда добрался до горки. Он больше трёх километров проехал по инерции. По счастью, все пассажиры остались живы, но пострадал водитель машины.

После этого с трамваем начались странные истории: то он сойдет с рельс, то кого-нибудь протаранит, то кто-то неудачно припаркуется — и машина всмятку. В городе стали говорить, что это настолько суровый трамвай, что он относится к окружающей действительности по-сибирски.

Кстати, теперь трамвай № 13 — персонаж городской сувенирки. У нас есть театральная труппа, которая назвала себя в честь трамвая. А еще в городе появился памятник: за оперным театром поставили старый трамвай, и там даже летом внутри работал книжный магазин.

Город мечтателей

Я очень долго пытался полюбить этот город. Много раз уезжал в Питер, пытался вырваться, но возвращался, потому что это — моя малая родина. Для того, чтобы влюбиться в это место, я старался понять, чем оно может меня вдохновить, — и нашел. В 1920-е годы Новосибирск официально стал столицей Сибири. Молодой город, которому на тот момент было меньше 40 лет, внезапно получил инъекцию культуры, науки и партийной бюрократии. Приезжих нужно было где-то расселять, отправлять на работу, и в одноэтажном-двухэтажном купеческом городе внезапно начали строить самые современные на тот момент здания в минималистичном стиле, где красота не в декоре, а в пропорциях, в технологической продуманности, продвинутости. Город перепланировали и превратили в один из центров авангардной архитектуры. За каждым зданием, построенным в межвоенные годы, стояла какая-то большая мечта.

Встреча на башне

Когда новосибирские говорят «встретимся на башне», они имеют в виду конкретное место в начале проспекта Маркса. Здесь стоит водонапорная башня, которая в 1930-х строилась для завода Сибсельмаш. Она тоже часть мечты, потому что в ней переплетены и уважение к американской архитектуре тех лет — к небоскребам, и восхищение техническим прогрессом — изобретениям тех лет. Потом башня вышла из оборота: в городе появились девятиэтажки, а она уже не могла подать воду на столько этажей. Её закрыли. В 1980-е она стала молодежным клубом, потом там был видеопрокат, а в 1990-х башню выкупил местный телеканал НТН-4.

Когда я туда впервые попал два года назад, башня была заповедником 1990-х, вплоть до того, что на двери была нарисована обнаженная женщина, а в редакционных комнатах на шестом этаже были наклеены вырезки с заголовками, которые показались сотрудникам смешными. Там не было электричества, не работал лифт, но место меня поразило: я же вырос на новостях этого каналах, на программах, которые снимались в тех студиях, — и вдруг там оказался.

Новое пространство

Я готовил башню к запуску и занимался всем: бумажками, ремонтом, своими руками убирал мусор с территории. Сейчас башня превращается в творческое пространство: появляются первые арендаторы (музыканты, рекламщики, сувенирная лавка), а еще подтягиваться люди, которым хочется что-то сделать в башне: провести лекцию, сыграть концерт, устроить закрытый премьерный показ. Мы даже показывали у себя первый полнометражный фантастический фильм, снятый в Новосибирске: «Гостья из космоса». Представьте, у продюсера фильма был выбор: показать фильм в лучшем кинотеатре города или в башне. Продюсер выбрал нас, и в тот вечер в башне был аншлаг.

В будущем хочется сохранить многослойность башни, но сделать ее уютной: недавно повесили люстру, и она одна уже приносит месту столько красоты. Я каждую неделю на выходных вожу экскурсии по башне, мы начинаем в час дня, как раз когда сквозь большие окна светит солнце, и через хрусталь люстры по стенам бегают радужные солнечные зайчики.

Легенда башни

Мы думали, оставлять на двери обнаженную женщину или нет, но бывшие работники НТН-4 настаивали, что рисунок убирать нельзя, потому что разбушуется призрак сантехника. Есть легенда, что водонапорную башню закрыли не потому, что она устарела и обветшала, а потому что в баке с водой утонул сантехник. Его призрак остался в башне, разозленный, что его жизнь закончилась настолько трагически. Такой гибрид Супер Марио и Пивза, который ходит и бушует.

Когда в башне сидел телеканал, у них все время что-то происходило: то перебои со связью, то дверь во время съемки откроется, то кассета начнет светиться. Поэтому в какой-то момент один из сотрудников НТН-4 на двери нарисовал ему подругу, и сантехник успокоился. Так что дверь с обнаженной женщиной мы решили не выбрасывать.

нажмите на символ, чтобы узнать историю

В Нижнем Новгороде обязательно нужно увидеть Кремль, Стрелку и закат — без этого никуда. А за по-настоящему вдумчивым и глубоким погружением стоит идти к Антону Марцеву, искусствоведу и охотнику за городскими деталями. Он проводит авторские экскурсии по Нижнему с 2016 года. Поговорили с Антоном об итальянском влиянии на местную архитектуру, дореволюционной славе Горького и нижегородском искусстве смотреть вдаль.

Сокровища под ногами

Как все студенты, я был одержим идеей переезда в Петербург. Он всем подросткам, кажется, кружит голову. Такого города в России, правда, больше нет. Но чтобы стать экспертом по Петербургу, нужно жить там с самого начала и погружаться в его контекст. И всё равно будешь повторять путь других людей и делать работу, которую уже сделали до тебя. А в Нижнем Новгороде буквально под ногами есть интересные, но при этом совершенно не изученные вещи.

Мне нравится, что в Нижнем Новгороде всё находится близко. Здесь нет давления из-за пространства, интересующие меня места доступны всего в 15 минутах ходьбы. Нижний — удобный город, и я не одинок в этом мнении. Здесь сочетается много всего. Это тоже миллионник, но с камерными пространствами. Его природные виды трогают даже спустя много лет. Он расположен достаточно близко к Москве, при желании можно ездить хоть каждые выходные. При этом уровень культуры не уступает столичному, здесь постоянно проходят выставки и другие мероприятия. Нижний Новгород в выгодном положении находился всегда. Но последние годы он наиболее приятен жителям, поэтому мысли уехать сейчас никакой нет.

Нижегородский Ренессанс

Мой взгляд на город со временем сильно расширился. Сейчас я с симпатией отношусь к очень многим местам. Но есть любимый уголок — возле площади Минина и Пожарского. Там находится архитектурный ансамбль, в котором интересно сочетается итальянское влияние разных эпох. Один дом — образец дореволюционного классицизма, другой напоминает палаццо и воплощает классику 1930-х, третий — пример послевоенного стиля 50-х годов. А в центре — мраморный бюст Кузьмы Минина в духе итальянского Возрождения.

Красоту этого пространства я открыл для себя внезапно в 2018 году после недельной поездки по Италии. Приобретённый там опыт помог мне по-новому оценить достоинства нашей архитектуры и культуры. Я назвал эту небольшую площадь «пьяццетта Козимо дель Мина». Это особенное для меня место, ведь я сам его нашёл.

Меня поразило трепетное отношение итальянцев к истории. Обидно стало. Я увидел, что Нижний — недооценённый город, обладающий огромным культурным потенциалом. И что я могу помочь его раскрыть и для себя, и для других.

Азарт поиска и радость находки

В России 2010-х набирал популярность новый формат экскурсий от местных жителей, рассказывающих о городе со своей личной точки зрения. В Нижнем такие проводила Ира Маслова, куратор проекта «Городские экспедиции». У меня давно была идея рассказать об известных художниках, живших и работавших в Нижнем Новгороде. Я предложил эту тему Ире, составил маршрут и в августе 2016 года впервые провёл эту экскурсию. Затем перешёл к теме города, архитектуры. После Италии важнейшей для меня стала тема деталей.

Мне нравится видеть удивление и улыбку на лицах. Юмор рождается из несоответствия ожиданий и результата. Показываешь человеку бюсты писателей наверху здания — Пушкин, Толстой, Достоевский, — он удивляется: всю жизнь ходил по Большой Покровке и не видел! Моя экскурсия — своего рода мастер-класс, я вдохновляю людей на собственные исследования, даже в других городах. Они становятся азартными до поиска деталей. Пик радости — когда обнаруживаешь то, что раньше никто не замечал. Это как найти недостающий фрагмент пазла.

Недавно купил на аукционе дореволюционный фантик с портретом Максима Горького. Ему 120 лет, и он говорит нам об эпохе больше, чем сочинения классиков. Нам знаком советский облик писателя, пропитанный угнетающим духом 1930-х. А до революции он был другим, и популярность его была совершенно жёлтой: за ним охотились папарацци, с его портретом делали обёртки для конфет. Ещё и рябиновых, с намёком на горечь — какой ироничный маркетинговый ход!

Парк развлечений русской культуры

Город сильно изменился за последние лет 5. Он раскрывает свой потенциал, становится более удобным. Например, слияние Волги и Оки — знаковое место в городе — десятилетиями было закрыто. Сначала там был порт, потом просто огороженная территория. А сейчас Стрелка — открытое пространство, куда можно прийти в любое время.

Есть ещё, конечно, неблагополучные районы. Остаётся проблема потери облика города, хаотичной застройки. Если бы мог, я подарил бы Нижнему Новгороду статус исторического поселения, как в Петербурге, чтобы охранялась территория, а не отдельные здания. Чтобы сохранить крупицы типичного города XIX — начала XX веков.

Мне нравится, что у Нижнего нет единой идентичности. По нему можно составить чек-лист среднестатистического российского города. Этакий парк развлечений русской культуры: тут тебе и Кремль, и реки, и старые храмы, конструктивизм, модерн и 1990-е.
Наш город современный. Он не купеческий — ярмарка уничтожена как ансамбль ещё в XX веке. И не промышленный, хотя осталось огромное количество застройки того времени.

Искусство смотреть вдаль

Рельеф — самая яркая черта города: высокий берег, овраги, застроенные домиками разных времён. Нижний располагает к вдумчивому погружению. Здесь много разного. Канатная дорога — вещь популярная, но чересчур распиаренная. Это не самое важное в городе. Не то, ради чего стоит откладывать знакомство с нашими художественными музеями.

Банально, но надо подгадать вечер, чтобы увидеть закат в нашем городе. У нас много точек, где его можно наблюдать. Кто-то плюется: ну что закат? мы не видели, что ли? Но это действительно часть нашей идентичности, часть культуры нижегородца — искусство смотреть вдаль, на заход солнца. Это всегда красиво и всегда по-разному. Не бывает закатов одинаковых: меняются облака, интенсивность цвета.

Моя любимая точка — Кремлёвский бульвар. Там не только закат, но и город в закате. Видно и Стрелку, и башни Кремля, и город под крепостью. Настоящее чудо природы в единении с архитектурой.

нажмите на символ, чтобы узнать историю

Столичная суматоха, кажется, стремится поймать каждого жителя Москвы в круговорот встреч и дел. И пока одни с головой погружаются в эту кипучую жизнь, другие спасаются в парках и зонах отдыха или уезжают на выходные в Подмосковье. Некоторые находят комфорт в ещё оставшихся старых уютных московских двориках — в одном из них режиссёр Сергей Тютин и открыл свой необычный кинотеатр, где уже больше 20 лет показывают классику мирового кино.

Москва и Питер

Я родился на границе сёл Рязаново и Остафьево в Подольском районе — на сегодняшний день это место является уже Новой Москвой. Рядом с моим домом был лес и пшеничное поле, через которое мы бегали в детстве, и холмик, где мы играли. Моя мама была очень строга и боролась против того, чтобы там делали платные гаражи, стоянки. Но в 2013 году она умерла, и понеслось: пшеничное поле застроили, появился жилой комплекс. А на месте моего холмика решили построить каменный храм святого Владимира, прямо на опушке леса, с золотым куполом. Получилось, будто мы там поиграли-поиграли, и образовалось место силы.

Москва всегда была хаотичным городом. Поэтому в юности я ездил на урбанотерапию в Санкт-Петербург: когда шел по Невскому проспекту, то как бы успокаивался, мне было хорошо. Потом приезжал в Москву — и опять бежал. Очень следили за Питером ещё потому, что Москва до Лужкова и до Собянина была в очень плохом состоянии. А потом сам Питер стал грязный, и Москва резко рванула вперед и обогнала его, стала прямо нарядной. Появился дружественный интерфейс города, развилась транспортная инфраструктура, и отсюда уже не хочется мигрировать в Санкт-Петербург. Если, например, 25 лет назад у нас правили бал автолюбители, то сейчас их зажали: сделали платные парковки, расширили тротуары, которые стали бороздить курьеры. В Москве произошла победа пешеходов над автолюбителями.

Хотелось бы, чтобы новые станции метро были не металлическими, а мраморными, чтобы можно было любоваться каждой отдельной станцией. Я работаю рядом с метро «Новослободск» и каждый раз, спускаясь, получаю эстетическую удовольствие, как будто я в Эрмитаже. Туда постоянно ездят интуристы и фотографируют. Если у нас научились разукрашивать вагоны метро и заклеивать их всякими интересностями, то можно делать совершенно замечательные станции, например, стилизованные под наши народные промыслы: гжель, палех, хохлому — пусть все тоже приезжают и фотографируют.

С точки зрения кино, конечно, Москва — это столица, а Петербург — далёкая провинция. У нас тут, если разобраться, «Голливуд» вообще: количество творческих людей на один квадратный километр гораздо больше, чем в других городах страны. А как только ты попадаешь в такую творческую конкуренцию, тебе хочется расти и двигаться вперед. В Москве вообще количество творческих событий, открытий выставок, театральных премьер даже чрезмерное. Один фестиваль закрылся, другой тут же открылся — уже не знаешь, когда отдыхать-то от этой культурной жизни.

мы не могли обойти этот вопрос

Кинотеатры со своим лицом

В советское время в Москве существовала целая серия так называемых специализированных кинотеатров. То есть некоторые кинотеатры имели свое лицо, как театры. Ты же не перепутаешь театр на Таганке с театром Вахтангова: у всех своя репертуарная политика. Например, кинотеатр напротив зоопарка на Баррикадной показывал только мультфильмы. У зоопарка тысячи детей — почему не показать им там детское кино? Сейчас есть «Москино» — сеть муниципальных кинотеатров, которая частично сохраняет городские залы. Но вот эти отдельные кинотеатры документального кино, анимационного кино, научно-популярного кино (да, такой тоже существовал) — кинотеатры со своим лицом, со своим направлением куда-то испарились. Конечно, появляются какие-то новые площадки, и это радует. В 2023 году открылся киноконцертный зал Мосфильма, где мы провели церемонию открытия фестиваля «Арткино». Работает и кинотеатр «Иллюзион», который является территорией Госфильмофонда; всё-таки отреставрировали кинотеатр «Художественный» и запустили с библиотекой и другими креативными вещами внутри и необычным репертуаром.

А когда я учился на Высших курсах сценаристов и режиссёров, в Москве практически не показывали в кинотеатрах отечественные фильмы. Дошло до такого абсурда, что в кинотеатре «Россия» не шли российские фильмы, так что владельцы этого кинотеатра, видимо, решили его на всякий случай переименовать в киноконцертный зал «Пушкинский». И глядя на киноафишу в 1998 году, мы с однокурсниками понимали, что наши фильмы никто не увидит, потому что все кинотеатры забиты американскими картинами.

Digital VHS или цифровое будущее

Тогда начиналась цифровая революция в технике. Я отправился на техническую выставку и, изучая там всякие новые камеры, вдруг увидел симпатичных длинноногих девиц, которые заманивали всех в какой-то шатёр, обещая показать там кинематограф будущего. Внутри стояла невиданная аппаратура, один необычный видеомагнитофон выглядел, как большой мерседес. Ведущий сказал, что буквально на днях для кинематографистов начнётся счастливое будущее, где каждый сможет открыть свой электронный кинотеатр. И раздали нам бумажки с бизнес-планом, согласно которому такой кинотеатр окупится через три месяца.

«Сейчас, — говорят, — мы вам покажем, то, чего вообще нет в России: Digital VHS». И на экране в HD появляются бассейн и девушки в купальниках, которые ныряют, прыгают, брызги летят — качество невероятное, ощущение, что эти брызги на нас попадают, почти 3D-эффект. Я понял, что да, будущее уже настало. Думаю, надо брать этот выставочный образец, который я глазами уже видел, а то бизнесмены потом разведут и под этим же брендом продадут что-то не настолько качественное. Я иду к организатору, спрашиваю, можно ли купить этот образец. Оказывается, можно, стоит миллион рублей. Я уже загорелся, пошёл, но тут вспомнил, что миллиона-то у меня нет. Прошёл ещё пять шагов — раздаётся звонок из Третьяковской галереи, с которой я сотрудничал: предлагают контракт на миллион. У меня пробежала искра: всё сходится: тут миллион и там миллион. Мои аналитические способности были не такими сильными, потому что я не подумал о покупке кассет и много о чём ещё. Но мне мгновенно продали эту чудо-технику, привезли аппаратуру, установили её в театре на Долгоруковской (33, стр.3), где я ставил спектакли, и провели первый в России цифровой киносеанс 28 декабря 2001 года: посмотрели фильм «Космическая одиссея 2001» Стэнли Кубрика. А через три дня 2001 год закончился и наступило счастливое цифровое будущее.

Кинотеатр в московском дворике

Ты можешь с улицы не увидеть наш кинотеатр «Мир искусства», хотя он расположен в трёх минутах ходьбы от метро Новослободская в чудесном московском дворике. Соседний дом с нами — дипломный проект архитектора Фёдора Шехтеля. С другой стороны от нас стоит здание, в котором было главное лежбище русских конструктивистов: Родченко, Степановой и других. А прямо вплотную к нашему входу стоял деревянный дом, в котором жил Владимир Маяковский с 1909-го до 1912-го, а потом сидел неподалёку в Бутырской тюрьме. Он занимался чуть-чуть политикой, и каждый шаг его записывался «топтунами» (так называют оперативно-поисковое управление МВД — Примеч. ред.): в какие кафе заходил, что ел, — сохранились эти протоколы, где он значится под кличкой «Высокий».

Предполагалось, что такие электронные кинотеатры будут существовать параллельно с обычными кинотеатрами, но показывать альтернативный контент — то, что нельзя увидеть в других местах. Но на тот момент в наших кинотеатрах нельзя было увидеть почти ничего: ни документальное кино, ни анимацию, ни фильмы по искусству, ни авторское кино, ни вообще российское кино. То есть для нас альтернативным контентом стало практически всё. И мы решили, что сделаем оригинальную концепцию репертуара. Не будем повторять ни один фильм в течение недели, как это происходит в коммерческих кинотеатрах, где один и тот же фильм может идти одновременно в 15 залах. А лучше не повторять одни и те же фильмы в течение месяца, обеспечить зрителям максимальное разнообразие, тогда это выходит примерно 140 разных фильмов в месяц. Мы стали еженедельно показывать режиссёрские ретроспективы, бесплатные сеансы для детей по воскресеньям, а для продвинутой молодёжи фильмы по искусству по средам.

После большой конференции в гостинице «Космос» на ВДНХ бизнесмены и другие кинематографисты потянулись к нам, чтобы увидеть чудо кинотехники своими глазами. Постепенно у нас сформировался круг любителей нашего кинотеатра. Поскольку мы изначально показывали кино некоммерческое, то, что в соответствии с названием кинотеатра можно было причислить к произведениям искусства, то денег на рекламу у нас не было. И мы начали просто записывать электронные адреса — рассылка быстро добежала до 8 тысяч человек. Потом появились соцсети, которые упростили контакт с аудиторией. Основные наши зрители — московское студенчество, хотя ходят и взрослые. Некоторые сотрудники московских художественных кинотеатров, кто занимается необычным репертуаром, говорят, что воспитали свой вкус на сеансах в нашем кинотеатре. Другие зрители ходили к нам, а потом создали дистрибьюторскую компанию, чтобы показывать хорошее кино, или киношколу. В общем, пошли круги по воде.

Вокруг кино

В кинотеатре «Мир искусства» мы очень часто показываем классику, фильмы многоразового использования — можно прийти второй раз и что-то для себя новое открыть. И зрители говорили: как бы нам самим такие фильмы начать снимать? Так мы сделали киношколу «Артерия кино», где делаем основной упор на подготовку кинорежиссёров. Многие наши выпускники сейчас работают в киноиндустрии и в коммерческом сегменте, и в авторском, полные метры снимают. Кинотеатр начинает обрастать какими-то другими активностями. У нас многие годы шёл курс истории мирового кино, потом мы его записали для интернета. Есть серия показов с обсуждением зрителей под шуточным название «Кинотеатр 23 века». Показы идут по рубрикам: кино глазами режиссёра, психолога, кинокритика, философа, влюблённого и так далее — эксперт смотрит на картину со своего ракурса, а потом рассказывает залу. Было даже кино глазами миллионеров на примере фильмов про бизнесменов, каких-то инвесторов или трейдеров. И есть Всероссийский фестиваль авторского короткометражного кино «Арткино», конкурсные показы которого с участием авторов проходят тоже здесь.

У нас можно забронировать зал под фильм на заказ, иногда у нас снимают клипы, фильмы, передачи. Пользуется популярностью и особо экзотическая услуга: предложение руки и сердца. Обычно жених, пользуясь услугой «фильм на заказ», с невестой приходит на сеанс, купив обычные билеты. А внутри фильма спрятано его заранее записанное видеопредложение. Пока что из примерно 20 невест только в одном случае произошла осечка. Жених спросил нас, можем ли мы помочь ему сделать этот клип. Мы ему назвали ценник, он сказал: «Что-то дороговато, а есть ли у вас ученики, которые могли бы сделать для меня клип?» Мы ему даём учеников. Он спрашивает учеников, они называют ценник, он говорит: «Дороговато». Короче, он нашёл какого-то вообще человека с улицы, и тот сделал очень плохой клип. И когда невеста увидела такой клип, сказала: «Да ну тебя». И отказала ему. Это называется «жадность фраера сгубила». Остальные 19 невест согласились.

А вообще есть мечта: рядом с кинотеатром нашим заложить киносад — у нас есть место для этого. Чтобы туда не всунули какую-нибудь высотку очередную, а остался аутентичный московский дворик.

нажмите на символ, чтобы узнать историю

В Санкт-Петербурге расположено большое число храмов, которые стали значимыми достопримечательностями — Исаакий, Казанский, Спас на Крови, Смольный. Но есть церковь, которая собирает в своих стенах не только туристов и прихожан, но и любителей современного искусства, хорошей музыки и вкусного кофе. Мы поговорили с настоятелем Анненкирхе Евгением Раскатовым об идее Церкви как третьего места и его любимых точках в городе.

Крыши, трамваи и ротонда

В моём детстве Петербург казался мне прекрасным. Но когда я смотрю фотографии тех времён, то вижу, как на самом деле город был раздолбан. Петербург был бандитским. Считалось, что нельзя куда-то ездить, нужно сидеть в своём районе, иначе тебе могут предъявить.

Всё было открыто — дворы, крыши. Сегодня чуть ли не экскурсии за деньги водят на эти крыши, а раньше кому это в голову могло прийти? Просто заходишь в любую парадную, поднимаешься на чердак, вылезаешь на крышу и всё.

Всё детство я лазал по крышам — и у себя на районе, и вообще везде. На электричках катался, на трамваях сзади, за поезда цеплялся. Мне вспоминается подростковый период — честно говоря, не знаю, как я выжил. Крыши, подвалы, в милицию постоянно забирали. У меня друг с трамвая упал, в больнице лежал. Кто-то с товарного поезда упал. Так, в общем, молодость проходила.

Начиная с 1994—1995 года мы всё время ходили в место, которое называется ротонда. Сейчас его снова открыли, туда водят экскурсии. А раньше оно выглядело совершенно дико, там были расписаны стены. И нам это место казалось очень мистическим, загадочным. Мы либо просто приходили и читали надписи на стенах, либо выпивали. Там всегда кто-то тусовался, и люди были очень контактные. Ты приходишь, никого не знаешь, но очень легко становишься своим. В основном, конечно, в этом помогал алкоголь.

Город-нарцисс

Начиная с 10 лет я ездил в центр города. Сначала изучаешь метро, потом вылезаешь на поверхность. Еще летом ездил в пригород — это бывали целые экспедиции. А когда я в 18 лет получил права, у меня город стал соединяться. Сначала это были открытые карты в голове вокруг метро, потом они уже соединились в нечто единое.

Конечно, весь центр прекрасен. Мне нравится Фонтанка, можно сказать, от начала до конца. Очень нравятся все петербургские набережные. Нравится канал Грибоедова, ближе к Львиному мостику, там почти никогда нет людей — вроде бы город, а так тихо. Или, например, Летний сад, он кишит людьми, но все ходят по центральной аллее. А если ты придёшь к набережной Фонтанки, то там никого нет, и открывается очень классный вид на жёлтые дома. Петербург прекрасен сам по себе, поэтому быть наедине с Петербургом — это как целое свидание.

Питер сложно представить человеком. Просто качества, которые присущи Петербургу как городу, не всегда идут человеку. Есть утончённые люди, которые ходят в шляпах, в белых носках, с белым шарфом, с тростью. Но обычно они кажутся мне нарциссами. Человек-нарцисс — это не очень хорошо, а город-нарцисс — это хорошо. Город-эгоист позволяет нам любить себя немножко больше.

Клуб «Спартак» и Анненкирхе

Об Анненкирхе у меня сложилось два первых впечатления. Первое — я был там в 1997-м или 1998-м году. Это был концерт группы «НОМ». Я помню этот концерт очень хорошо, помню впечатления, помню, как выглядел клуб «Спартак». Весь концерт недавно выложили на Ютубе. Я его пересматривал и даже нашел себя. Перед началом концерта мы сидели в вестибюле на корточках, ждали, когда он начнется, примерно в том месте, где сейчас стоит макет нашей церкви. А потом у меня было уже второе первое впечатление, когда здание передали Церкви, и мне епископ сказал, что там красивые лестницы. Он так все расписал, что мне это понравилось. Я приехал и, конечно, обалдел. Сейчас всё очень мило выглядит, а тогда, в 2015-м, там не было полов, холод, ранняя весна, март. И это было страшно, грустно. А потом у меня в голове сработало, что это «Спартак» — ааа, надо же, я же здесь был.

Влияние на город

В какой-то момент я ехал на велосипеде, наслаждался Петербургом. И вдруг понял, что и Анненкирхе, и я, и то, что мы делаем, — это часть Петербурга. Долгие годы я воспринимал Петербург как пользователь. А сейчас из пользователя Петербурга стал просто Петербургом. И это такое чувство растворения в городе. Причём не просто растворения и превращения в ничто, а наоборот — некое влияние. Меня тогда эта мысль так накрыла. Город — он сам по себе настолько крут своей историей, а ты — часть его, как Ленинградский рок-клуб или Михаил Боярский. И сегодня немножко, конечно, не глобально, но ты внёс какой-то мазок в этот город.

Вдруг зарождается церковная культура нового рода. И эпицентром ее зарождения стала Анненкирхе. Я вижу её появление теперь в других церквях, не только в России, но и за границей тоже. Есть и влияние на город как некая идея третьего места. Когда мы начали делать концерты в церкви, ещё в 2016-м году, это выглядело немножко диковато. А сегодня это воспринимается как норма.

Это естественная природа церкви — быть открытой людям. Одна из наших главных стратегий — чтобы Церковь коммуницировала с внешним миром, потому что без этого она чахнет и приход увядает. Двери нашей Церкви открыты для того, чтобы мы могли возвещать людям Евангелие, делиться теми ценностями, которые нам важны.

События Анненкирхе

Первое большое мероприятие, который я организовывал, называлось «L-fest». Это было лето 2016-го. Главная сложность была в том, что люди просто на входе оставляли пожертвование. Билеты мы заранее не продавали, а потому невозможно было понять: реклама работает или не работает, придет кто-то или не придет.

Это был концерт, на котором выступали очень приличные музыканты, в частности, Iowa, Malinen, Pravada, плюс христианские группы. Также выступила американская группа Imprint, которую нам удалось выцепить, у нее был большой тур по России. У нас получилось окупить концерт, и стало понятно, что надо продолжать.

Мне нравятся все выставки, которые проходят в Анненкирхе, особенно та, которая идет сейчас, — «От Песаха к Пасхе». Посередине зала у нас стоит макет еврейской Скинии (прим. ред. — походного храма, который соорудили израильтяне после исхода из Египта). Выставки становятся декорацией для наших богослужебных дел. Классно проводить богослужения под луной (прим. ред. — арт-объект с выставки «Сотворение») или вокруг Скинии.

Есть еще концерты, которые мне нравятся, а именно серия концертов «Классика с комментариями». Мы берем известные библейские темы, например Пасху или Рождество, разбиваем на фрагменты. Я даю комментарии, музыканты играют, и получается такое живое общение с публикой. Я вижу, что реакция очень хорошая. А еще мне интересны те мероприятия, которые еще не состоялись. Мы их всегда ждем, поскольку это немножко вызов.

Подарок городу

Анненкирхе — это церковь, которая служит не только своим прихожанам, а всем тем, кто пересекает порог наших дверей. Тем самым мы дарим подарок городу, в этом и есть смысл. Не только открытые двери, но и в принципе то, что происходит в Анненкирхе. Главным образом, слово, которое там звучит на разных уровнях. Как начинается Евангелие: «Вначале было слово, слово было у Бога, слово было Бог». И вот мы это слово пытаемся городу подарить. Я уверен, что у нас это получается, потому что мы его переводим на разные языки — через выставку, через концерт, через проповедь, через курс, через лекции, через кофе.

нажмите на символ, чтобы узнать историю

Волга, красивые мечети и старые медресе здесь соседствуют с промышленными центрами и местами сходок казанских ОПГ, о которых до сих пор помнят в городе. Дизайнер Татьяна Черногузова рассказывает про визуальный татарский код, а еще про духов леса и других мифологических существ, которые повлияли на ее творчество.

Расти вместе с городом

Из Зеленодольска, где я родилась, до Казани всего пятьдесят минут на электричке. В 14 лет я начала ездить туда-обратно, петь песни под гитару и вести неформальный образ жизни. Мы ходили на сейшны, рок-концерты, фестивали. На Баумана (пешеходная улица в центре. — Примеч. ред) был книжный магазин, там всегда можно было кого-нибудь встретить. Все играли на гитаре, болтали, вели праздную жизнь.

Потом я переехала учиться в Казань и осталась. Теперь живу в центре города около озера Кабан. Это старая татарская слобода, где раньше селилось татарское население. Там остались мечети, медресе, прогулочные улицы с сохранившимися татарскими домиками.

Я росла вместе с Казанью, видела, как она развивается: строятся дороги и приезжают туристы. А когда город трансформируется, за ним подтягиваются и люди: мои друзья открывают кафешки, культурные центры, магазины книг, галереи. Моё поколение, те, кому 25−35, сегодня как раз и делают город.

В Казани стало классно жить, я её обожаю. И я слышала только два ответа на вопрос: «А были ли вы в Казани?» Первый: «Да, там потрясающе». И второй: «Нет, но я очень хочу, потому что все рекомендуют».

Волга

Я — дочь рыбака. У нас целая династия: мой папа — рыбак, дедушка — рыбак, дядя тоже рыбак. Волга в моем детстве была всегда рядом, потому что Зеленодольск стоит на реке. Там вдоль Волги много предприятий, и мы подростками «ходили на Нью-Йорк»: садились на склон и смотрели на заводы, освещенные фонарями.

Сейчас для меня река — это источник вдохновения, место силы, особенно если удается уехать на какой-нибудь остров (туда реально доплыть даже на сапе!). На острове можно устроить фестивальчик или вечеринку с друзьями, там иногда есть баньки, или кто-то привозит диваны, чтобы можно было сидеть.

У нас даже есть местные «серферы», которые держат кемпы — там можно взять оборудование напрокат, пожарить мясо, поиграть с собаками. Эти ребята — рубаха-парни, смотрящие на мир с открытой душой. Что такое день для них? Солнце село, солнце встало. Это мировоззрение мне очень близко.

Искать себя в Казани

Раньше был какой-то поиск себя. Я думала, может надо в Москву, потому что туда все едут. Но в 30 лет я выиграла грант на съемку фэшн-фильма по мотивам татарского фольклора, погрузилась в нашу культуру и даже специально для съемок создала одежду. С этого стартовал мой бренд Your Yool.

Меня многие друзья спрашивали: а что привезти из поездки, а где местные дизайнеры, а какие есть локальные магазины. Но этого не было. Как мне казалось, такого очень не хватало в Казани, и я стала создавать свои вещи — получила огромный отклик и заняла нишу.

Когда начала делать одежду, поняла, что мне хочется шить именно носибельные вещи, в которых я могла бы ходить сама. Я много путешествую и хочу чувствовать себя в одежде комфортно и в Нью-Йорке, и в Токио. То есть она не должна быть слишком китчевой или аутентичной. Но мне важно, чтобы от нее было ощущение дизайнерской вещи, чтобы ее хотелось разглядывать вблизи. А если человек задаст еще и вопрос про вещь, то можно будет рассказать про татарскую культуру.

С помощью своего бренда я нашла язык, который был важен мне и моему городу. Мы стали расти снова вместе, и потребность уезжать отпала. Я осознала, что мне важно: развивать визуальный татарский код через одежду, искусство, предметы дизайна и образовательные программы для дизайнеров.

Мифы

Когда я росла, рядом с домом была Волга и сосновый лес. Так что для меня Татарстан — это природа: вода, леса, болота и мхи. А ещё это татарская мифология. Если начать её читать, ты понимаешь, какое своеобразное видение у людей, которые это придумали.

Когда я стала думать о своем бренде, то много изучала татарские мифы. Я очень люблю и всем советую книгу этнографа Каюма Насыри, который собрал и записал наш фольклор сто лет назад. А наше издательство «Смена» в Казани красиво оформило и издало эту работу.

Я не могу сказать, что татарские мифы мне очень близки: как может быть близка страшная сказка? Но они произвели огромное впечатление, потому что там реально жуткие истории, чуть ли не хорроры. При этом эстетика мне понятна, ведь я сама росла в тех же лесах.

Например, там есть персонаж Шурале — это дух леса. У него огромный рог на лбу, крепкие руки и длинные пальцы, огромные груди, которые он закидывает через плечо. Он может сбить человека с пути и заманить в чащу, а может и до смерти защекотать своими длинными пальцами.

Есть и совсем жесткие или необъяснимые истории: дырки в подмышке или, например, движущиеся стога сена. Миф же пытается объяснить страшные и сложные явления. Когда-то татарин ехал на телеге, и он, предположим, не выспался, увидел, что стог сена, который проехал пару часов назад, его преследует. Ему нужно было как-то понять этот сюр, осознать, что он не сошёл с ума. Так и появился миф про Албасты — мифологических существ, которые могут появляться в образе человека, животного или даже стога сена. Албасты — злые духи, которые нападают на людей и душат их.

Конечно, тяжело это примерить на себя: ты на телеге не ездишь, а стог сена видел, возможно, раз в жизни. Но это интересная штука: задумываться о том, как люди раньше размышляли. Можно взять это мировоззрение и придумать свою мифологию, и у меня даже есть идея сделать метавселенную Your Yool. Для художника — это просто раздолье, к тому же это моя природа, моя культура, которые сплетаются вместе. И это отличный коктейль: что-то старое, что знают уже люди, и новое. 80% — старое, 20% — новое, и это успех.

Визуальный татарский код

Если анализировать татарскую одежду, то это аляпистая яркая вышивка, основанная на ботаническом орнаменте: полевые цветы и растения. Ислам довольно быстро пришёл в татарскую культуру, поэтому там нет изображений животных и людей, и очень развита орнаменталистика. Но я не касаюсь религиозной темы, потому что в ней не разбираюсь, и на меня она особо не влияла. Тем не менее, когда начинаешь задумываться про татарскость, тяжело представить девушку в чем-то совсем откровенном.

Наверное, лично для меня татарскость -- это сказочная жуть цвета мха. Здесь надо оговориться, Your Yool — мой авторский проект, моё личное видение, которое основано только на личном опыте. Я вплетаю свой собственный вкус в татарский визуальный язык, и, например, объемную вышивку могу сделать однотонной: у меня даже есть черные фартуки с черной вышивкой. Вышивка остается очень активной, объемной, ее можно потрогать руками, и при определенном падении света будет видно, что это особая текстура. При этом она не будет супер яркой и не кажется этнической.

Язык

Татарский язык в моё время учили с 1 по 11 класс. Я знаю какие-то правила и отдельные слова, но говорить не могу. Несмотря на то, что у меня дедушка — татарин, моя мама язык знает еще хуже. Я хотя бы его в школе учила, а в советское время от языка старались откреститься, так что старшее поколение совсем не говорит на татарском.

У нас сейчас татарский ренессанс. В театрах есть спектакли на татарском, есть перформансы, выставки, книги. Даже в вакансиях пишут, что татарский язык приветствуется. Иногда даже чувствуешь необходимость или как минимум желание подучить язык, чтобы еще больше открыть для себя татарскую культуру.

нажмите на символ, чтобы узнать историю

Стада домашних животных на одном берегу Волги, тридцатиэтажные дома на другом — это Самара. Здесь среди новых районов возвращается в жизни старый центр: туда водят экскурсии, переезжают неравнодушные к историческим зданиям горожане, возвращается ушедший оттуда в нулевые бизнес. Андрей Кочетков, организатор движения по сохранению исторической среды «Том Сойер Фест», рассказывает о том, как местные вспоминают или узнают о своём богатстве — исторической застройке.

Архетипичный образ старого губернского города

Самара-городок, известный песенный мем, к моменту революции был крупным городом по меркам Российской империи: к началу Первой мировой войны здесь жило уже более 150 тысяч населения. Старый город в советские годы трогали мало, поэтому здесь остались некоторые улицы с практически дореволюционным профилем, например, с двумя рядами деревьев на газонах: частично улица Садовая, частично Чапаевская, ныне улица Степана Разина — это такой архетипичный образ старого губернского города. Сохранились и блистательные ансамбли на торговых улицах типа Ленинградской, Куйбышева.

Город находится только на одной стороне реки, и нет моста. Но такого количества разных сценариев контакта с рекой, как в Самаре, нет больше ни в одном волжском городе. Есть высокий берег, с которого на неё можно любоваться, смотреть на закат. Есть набережная с променадом, у которого более морской характер по сравнению с Петербургом. Есть много километров пляжей прямо в центре города, где можно купаться в реке или просто окунать руки. Классно, что ты можешь из музея или театра пройти семь минут, оказаться на пляже и начать загорать. Обычно города — либо про культуру, либо про пляжи и другие гедонистические развлечения, а у нас это очень тесно спаяно вместе.

Из самого центра города ты за 15 минут можешь переплыть Волгу на водном такси или на речном трамвайчике и оказаться в лесу или попасть на остров. На одном берегу стада овец и коз, а на другом торчат тридцатиэтажные здания.

Мое детство пришлось на Перестройку — тогда стали достаточно много писать об архитектуре и культурном наследии в газетах, о чём не очень-то принято было говорить во время советской власти. Начала меняться оптика, сами горожане стали что-то видеть, замечать скрытые сокровища в городе. Ценность Самары, как я ее вижу, — в большом сохранившемся историческом ядре. Это особое пространство, в котором мне классно находиться, и я хочу его сохранять.

Когда ты приезжаешь в старый город, тебя его уют обнимает. В детстве мы жили в районе с хрущёвками, а сюда ездили гулять и в магазины. Тогда это называлось не «в центр», а «в город». Сейчас я выращиваю своих детей уже в старом городе, и ежедневно дорога в детский сад у нас пролегает мимо этих зданий. И мой старший сын шестилетний уже обращает внимание на детали, присматривается и видит где-то разруху, как где-то хорошо что-то отреставрировали. Занимаясь обычными бытовыми вещами, ты как бы получаешь эстетическую прививку. Одна моя знакомая тоже переехала из спального района в старый город. Она шла по центральной улице Куйбышева из «Пятерочки» с пакетами еды мимо витрины ресторана, где люди ели мясо, каких-то устриц, и подумала: «Лучше я буду каждый день ходить здесь с пакетами из «Пятерочки», чем раз в год просто приезжать в этот ресторан».

«Том Сойер Фест» и охрана исторических зданий

Мне кажется, что многие активистские проекты вырастают из журналистских, когда какая-то проблема, о которой ты много говоришь и на которую надеешься повлиять, не решается с той скоростью, с которой тебе хочется. В 2015 я работал главным редактором в интернет-журнале «Другой город», и мы много писали про историческую среду и сохранение этого наследия. Его печальное состояние наводило на мысли, что нужны какие-то другие механизмы сохранения. Хотелось показать людям, как это может выглядеть, как это может быть красиво.

Сначала мы хотели просто покрасить какой-то дом. Потом мы стали общаться с реставраторами и архитекторами и стало понятно, что нужно не просто покрасить, а правильно было бы почистить дерево, восстановить резьбу. Потом пришла идея, что надо не один дом делать, а три, стоящих рядом, чтобы это произвело должный эффект на публику.

У нас не было никаких планов что-то делать после этих трех домов, ремонтировать самим все тысячи самарских зданий. Не было краски, других вещей, и для того, чтобы эти ресурсы привлечь, нужно было шуметь в медиа. Это то, что мы умели делать по своим профессиональным компетенциям. Мы шумели, этот шум распространялся за пределы Самары, и дальше пошло-поехало.
Нам пришли помогать очень много классных новых людей, которых мы не знали. Все очень сильно устали за три месяца работ, но сразу начали спрашивать, что мы делаем дальше. Никто не хотел расставаться на этом.

Как смотреть на старую архитектуру

Для нас важно, чтобы жители сами разглядели какую-то ценность. Часто они всю жизнь не задумывались, сколько этому месту лет, с каким символическим капиталом они живут, что здесь через дорогу ходил Лев Толстой. У нас есть пара интересных дедушек, которые жили в детстве в доме и ходили в детский сад в стиле модерн. Но впервые это слово они услышали, когда мы делали с ними выставку в музее модерна, и для них оказалось, что это большой стиль и сейчас одна из визитных карточек Самары.

Большую роль сыграл чемпионат мира по футболу, когда в старом городе было много чего отреставрировано — интерес к нему сильно возрос. Самый интересный эффект, мне кажется, произошёл даже не с гостями города, а с самими горожанами, которые благодаря появлению здесь гостей из-за рубежа сменили оптику, поверили в свой город. Многие люди, которые путешествовали где-то по Европе, по историческим местам, увидели, что у Старой Самары и какой-нибудь Барселоны есть схожие черты, что здесь может быть так же. Был всплеск экскурсий по старому городу, это стало модно. Многие люди, которые годами не были в нём, стали приезжать погулять, в заведения, посмотреть, что-то узнать. Раньше основной паттерн был что-нибудь снести, что-нибудь построить, а теперь с точки зрения бизнеса становится более почётно заботиться об исторических зданиях.

Деревянную архитектуру важно сохранять повсеместно как одно из визуальных отличий нашего городского культурного ландшафта в России. Иначе однажды он растает полностью, и мы все станем гораздо беднее. Музеи деревянного зодчества — это здорово, но немножко зоопарки. Очень важно, чтобы соприкосновение с этими ландшафтами было и случайным, чтобы они впитывались проходящими мимо детьми, чтобы с ними соприкасались взрослые, чтобы люди чувствовали это своим, и чтобы не нужно было ехать специально смотреть на это в Кижи за полторы тысячи километров от Самары.

Поэтому «Том Сойер Фест» говорит про историческую среду, а не только о важности памятников. Когда памятник выхвачен из контекста, например, дом 19 века стоит на шестиполосной трассе, это уже скорее указатель на дом, чем он сам. Поэтому важна историческая среда, уклад жизни в ней, какие-то сценарии; но такое возможно только на территориях.

Скрытый потенциал зданий

Самое классное ощущение — это сюрпризы, когда раскрывается потенциал, который ты не учитывал. Мы выбрали участок улицы Льва Толстого, потому что на доме 34 была очень красивая резьба. Хотя она была покосившаяся, в очень плохом состоянии, с ней сразу было понятно, что это будет просто мегакрасиво. А соседний дом выглядел таким зачуханным, видно было, что о нём никто уже очень-очень давно не заботился. И вот он круто заиграл рядом, когда ему почистили историческую кладку кирпича и придали благородный цвет. Особенно здорово, когда у домов случается новая жизнь. Когда здание потом выкупают какие-то другие люди и начинают его дальше ремонтировать.

Сейчас идёт расселение ветхого и аварийного жилья — образуется много расселённых домов, и хотелось бы, чтобы они не сгорели без присмотра, чтобы их не снесли, а что-то отреставрировали, деликатно реконструировали. Раньше мы работали исключительно с собственниками, с жильцами домов, но сейчас с наибольшей угрозой уничтожения сталкиваются вот эти дома. Причём снос дома стоит 2−3 миллиона рублей, а как показывает практика, его можно взять и даже в аварийном состоянии продать с аукциона за 4−5 миллионов рублей. Надеюсь, эти дома можно будет выкупать и делать из них какой-то бизнес или жильё.

Заново открывшийся район

Мы готовим в Самарском музее проект «Сохранить как». Для того, чтобы сохранить в таком объеме старый город, нужно много ответственных хозяев. И мы собираем людей, которые либо давно живут в старом городе, либо переехали туда, либо собираются это сделать, и говорим о насущных вопросах: от юридических до совершенно бытовых вещей, как сделать проводку, не разрушив историческую лепнину на потолке.

К повышенному вниманию к старому району жители относятся очень по-разному. В нулевые годы здесь произошло запустение, магазины ушли, и стало тихо, мало народу. И люди привыкли. Но потом выяснилось, что в этой территории не осталось экономики, которая ее поддерживала бы, и она начала деградировать. Сейчас стало много бизнеса приходить, и жители с ними ведут притирку, идет поиск этого баланса.

Не очень классно, когда ты жил-жил, а потом под твоей квартирой открылся бар круглосуточный. И многим не нравится то, что там водят экскурсии, например, по двориками. Двор — это вещь типа подъезда. Не всем понравится, что у него вдруг в подъезд начинает ходить толпа людей. А сейчас уровень добрососедства понизился. Если в шестидесятые годы было нормально, что в старом самарском дворе все праздновали праздники вместе, ставили столы, то сейчас такого уже нет.