Москва хороша именно тем, что, в отличие от Петербурга и маленьких городов, она разная. Вся её история — как на ладони: эпохи наслаиваются друг на друга, сталкиваются, перемешиваются. Идёшь по Тверской — и перед тобой сразу и XX век, и советская застройка, и что-то дореволюционное, и новые дома. Мне это безумно нравится.

Когда кто-то говорит: «Вот в Питере дворцы, всё красиво и единообразно, а в Москве какая-то чехарда», — я искренне не понимаю, о чём они. Потому что именно эта «чехарда» и есть настоящая жизнь. Живая история, не из учебника, а прямо из городской ткани.

И даже несмотря на все ремонты и благоустройство, стоит только свернуть в подворотню — и оказываешься будто в 1960-м: всё так же, будто время там остановилось. Москва полна таких «кроличьих нор», куда можно проваливаться бесконечно, находя одно удивление за другим.
И вот эта моя Москва — немножко спрятанная от туристов, подлинная, настоящая и невероятно разная.

3. Почему лично для Вас важно реставрировать вывески?

Мне хочется делать что-то большее, чем просто работа или обычная жизнь. Хочется проживать свою жизнь не зря, создавать истории, которые откликаются людям и остаются после нас.

Почему именно вывески? У них есть две важные для меня вещи. Во-первых, они невероятно понятные и живые. Это не «большая история» про имена и события — это история повседневности, маленькой жизни маленьких людей. Она не даст полной картины эпохи, но позволяет примерить её на себя: цены, вкусы, привычки людей, которые жили 100−200 лет назад. И поразительно, насколько многие бытовые вещи начала XX века выглядят так же, как сейчас.

Пару лет назад мы реставрировали на Никитском бульваре замечательную вывеску 1905 года: «Общество распространения между образованными женщинами практических знаний».
Там были женские курсы — домоводство, машинопись, шитьё. Девушки приходили за навыками для дома или за простой профессией. И когда я изучала историю этих курсов, поразилась: их маркетинг был абсолютно современным. Скидка на второй курс, бонус для тех, кто возвращается через год, скидка при обязательстве трудоустроиться — ровно те же механики, что сегодня. Сто лет — и будто ничего не изменилось.

Такие находки — реальные свидетельства прошлого. Мы отреставрировали около 20 вывесок, и, вероятно, это уже половина того, что сохранилось в Москве. Даже если когда-нибудь мы восстановим все, их будет мало — не на каждом углу, а как редкая драгоценность.

И именно это делает их такими важными: они помогают по-настоящему почувствовать место, в котором мы живём.

5. Как к вашей деятельности относятся жители ?

С каждым годом работать становится легче — о нас всё больше знают. Но никакого ажиотажа вроде «о, пришли те самые реставраторы!» не бывает. Жителей куда больше волнует другое: не будете ли вы шуметь?

Люди обычно относятся настороженно — и до, и в процессе работ. Поэтому невероятно важно, чтобы в доме был хотя бы один активист, который поддержит инициативу. Без него невозможно ничего сделать: реставрировать мы можем только от имени собственника. Если жильцы против — хоть это будет суперценный объект, мы ничего не сделаем.

Но по опыту, после того как работы завершены, мы устраиваем небольшую вечеринку — и в этот момент жители вдруг начинают ощущать вывеску как свою. Они начинают ею гордиться, беспокоиться, переживать.

Самый любимый пример — Кривоколенный переулок, старинная вывеска «Заводско-техническая контора, инженер Фалькевич». Пока мы её реставрировали, жители были спокойны. Но когда однажды кто-то приехал её закрашивать, они первыми нам позвонили: «Приезжайте срочно, тут какой-то вандализм! Мы будем спасать!»

И вот это — самое главное. Когда люди начинают защищать объект, который ещё недавно им ничего не говорил. Именно ради таких моментов мы всё это и делаем.

7. Не хотели попробовать себя в других городах?

Расширяться в другие города было бы невероятно интересно, но технологически это очень сложно. Реставрация длится по 2−3 месяца ежедневной работы, и проект невозможно вести дистанционно — нужно жить на месте. Так, например, в Тулу наши реставраторы уезжали на всё лето.

Мы пытались что-то найти в Петербурге, но там почти не бывает таких «открытий» под слоями краски — ни разу ничего подходящего не попалось. Мы, конечно, мечтаем о таких проектах, но куда разумнее обучать местные команды. Они знают своих жителей, свои медиа, своих блогеров — и могут собрать поддержку куда эффективнее, чем приезжая группа извне.

9. Посоветуйте другие проекты, кто делает что-то полезное на ваш взгляд, за кем стоит следить и поддерживать?

Из московских инициатив мне особенно близок фонд «Внимание». Он тоже работает с локальными историями и помогает восстанавливать историческое наследие буквально «частными руками». К ним приходят жители, которые хотят преобразить свой дом, подъезд или просто любимое место в городе. Фонд помогает собрать деньги и реализовать небольшие, но очень ценные проекты — например, отмыть дореволюционную плитку в подъезде или восстановить какую-нибудь утраченную деталь.

2. С чего началась Трудкоммуна «Вспомнить всё»? Как вы её организовались? Сколько уже существуете?

Нас постоянно спрашивают: «Как вы находите вывески? Как планируете сезон?»
Правда в том, что это чистая магия. Специально найти живописную вывеску невозможно. Если открыть старые фотографии Москвы и увидеть вывеску начала XX века, шанс, что она сохранилась под штукатуркой, — практически нулевой. Один качественный ремонт уничтожает всё.

Мы занимаемся именно реставрацией, а не реконструкцией. Никогда не придумываем, что «могло быть» на стене — восстанавливаем только то, что реально найдено. Если часть не сохранилась, мы оставляем её пустой или обозначаем тонким контуром, чтобы можно было прочитать слово, но было понятно: буквы здесь уже нет.

Исторически почти все вывески были навесными — рисовать по стене долго, да и вместе с магазином такую вывеску не увезёшь. Поэтому живописных оригиналов мало, и технически их «просветить» тоже невозможно.
Так что всё происходит случайно: где-то обвалится штукатурка, где-то начался ремонт — и под ним вдруг что-то появляется.

Так было и в 2012 году, когда на аптеке на Малой Бронной внезапно проявились буквы «Аптека». Один прохожий увидел их, позвонил краеведу Александру Можаеву — человеку, который рассказывал о Москве ещё тогда, когда это почти никого не интересовало.

Мы пришли, посмотрели — и поняли: обычные способы защиты не помогут. Пока будем писать письма в департамент, завтра всё уже закрасят. Значит, выбирать не приходилось: либо делаем сами, либо потом стоим по углам и страдаем, что «так хотели, но ничего не получилось».

Мы нашли реставраторов, арендовали леса, договорились с рабочими и объявили сбор среди «фанатов Москвы». Собрали 150 тысяч — по тем временам огромные деньги, а культура донатов только-только появлялась. Мы думали, что это всё для «20 зануд», которые отличат буквы 20-х годов от букв 30-х.
Но когда работа закончилась и мы устроили маленькую вечеринку, случилось чудо: приехала пресса, блогеры, пришла толпа людей. Все радовались, смеялись, и мы вдруг поняли — это нравится всем.
Потому что это просто слово «аптека». Понятно, что оно старое, понятно, что оно настоящее. Людям не нужно знать историю архитектуры, им просто приятно увидеть живой кусок города.

Мы не собирались продолжать, но дальше всё закрутилось само. Появились фанаты, которые бегают по Москве в поисках новых находок, присылают нам фото (чаще всего, конечно, просто грязь на стене, но иногда — настоящее открытие).
И вот так всё и продолжается. Кажется, уже и деваться некуда — мы это делаем, потому что иначе просто не можем.

4. Восстановление утраченных вывесок это только Московская тема?

Есть проекты, которые работают не именно с вывесками, а с городскими деталями — и это потрясающе вдохновляет. Самый большой и, пожалуй, самый интересный — самарский проект «Надо сохранить». Его основатель приезжал к нам, мы обменивались опытом, и мы всегда рады помогать.

Самара — почти идеальный город для таких находок: богата дореволюционной архитектурой, но относительно бедна в советское время, поэтому многое сохранилось. Там до сих пор стоят особнячки с оригинальными надписями — и у города осталась цельная история дореволюционного периода.

В Туле ребята нашли вывески торговых рядов начала XX века — мы помогали им и реставраторами, и сбором средств. В Казани тоже есть восстановленные вывески на центральной улице — особенно хороша старая вывеска обувного магазина.

А в Калининградской области работает замечательный проект «Наследие стен». Команда восстанавливает советские мозаики — их там удивительно много, возможно, из-за климата или материалов. Ребята моют, очищают, реставрируют эти мозаичные панели и делают это с невероятной любовью — и у них правда многое получается.

6. Сколько проектов уже удалось реализовать и как складывается их отремонтированная жизнь?

Мы отреставрировали около двадцати объектов — не только вывески, но и советские мозаики, дореволюционные канализационные люки, всякие маленькие городские «фишечки», которые раньше почти никто не замечал.

Есть один особенно любимый пример на Таганской — раньше о нём знали только супер-краеведы, а теперь знают все. Это старый номер дома, сделанный из цемента и относящийся к дореволюционной системе нумерации. Он зашифрован: РОГЧ2УЧ, № 537 — то есть Рогожская полицейская часть, 2-й участок, дом 537.

Маленькая вещь, но невероятно атмосферная — именно за такие находки мы город и любим.

8. Уже есть цели или планы на новый год?

Сейчас как раз тот редкий случай, когда мы уже точно знаем, чем займёмся в следующем году. В конце осени один краевед заметил подозрительные буквы на фасаде при ремонте на Пушкинской площади. Мы выехали, аккуратно счистили штукатурку, договорились со строителями, чтобы они временно закрыли находку гипсокартоном и сохранили её до сезона реставрации.

И находка действительно оказалась настоящей удачей — вывеска «Кафе-столовый Казбек» на Страстном бульваре, справа от памятника Пушкину. Это 1920-е годы, нэповская эпоха: модерновый шрифт начала века и ярко-синие буквы — крайне необычно и очень красиво.

Если всё пойдёт по плану, следующей весной мы займёмся реставрацией. Предварительно работа может стоить около 700−800 тысяч, но вывеска в хорошем состоянии, так что больших рисков нет. И когда Skuratov поддержит нас донатом, он целиком пойдёт на восстановление этого объекта.

10. Есть ли смысл затевать свой активистский проект сейчас?

Смысл активизма в том, что ты просто делаешь то, что можешь. А если потом государство перенимает твой опыт — значит, отлично, мы его чему-то научили и подтолкнули работать так, как оно и должно. Важно понимать: задача активистов не «сделать всё самим», а постепенно менять отношение общества и власти к ответственности.

Хороший пример — история с Савинским подворьем на Тверской. Дом, передвинутый в 1930-е, невероятно красивый, дореволюционный. На нём нашли вывески нэповского периода — такие же простые, «тупые» буквы, как большинство исторических вывесок вообще. Сначала их закрасили, решив вернуть дому исключительно дореволюционный вид.

Но общественность возмутилась, поднялась волна обсуждений — и в итоге Департамент культурного наследия услышал людей. Реставраторы снова раскрыли надписи и уже профессионально восстановили их. И это, конечно, результат многолетних усилий всех, кто популяризирует ценность таких мелочей. Лет десять назад такого бы просто не случилось. Сейчас люди начинают понимать: если на доме 1900 года есть надписи 1920-го, они равноценная история, даже если выглядят не нарядно, а строго и утилитарно.

И именно это — работа активизма: раскачивать общественное мнение, возвращать городу чувство ценности собственного прошлого.

Поэтому активизмом стоит заниматься, если за что-то действительно болит сердце. Хочешь спасать собак — спасай собак. Хочешь заниматься городом — занимайся городом. Тем в мегаполисе миллион, и даже после бесконечных благоустройств он всё ещё далёк от человеческого идеала, особенно в части сохранения наследия.

Если чешется — делай. Не важно, согласуют ли сразу, помогут ли, поддержат ли. Делай — и всё.

11. Кофе пьете?

Кофе мы, конечно, любим. И лично для меня топ-1 напиток в Скуратове — латте халва.